Из-за угла, метрах в пятидесяти, на улицу вылетел автомобиль неразборчивого цвета и подлетел к тому подъезду, который Рик покинул несколько минут назад. Сначала Рик подумал, что это вернулся тот самый «альбатрос», но на тротуар выбрался полицейский, державший руку на рукоятке пистолета, а вслед за ним показался знакомый сухощавый силуэт. Это был Лент.

Молодец, ездит под охраной, одобрительно подумал Рик, пересекая улицу. Что-то темное мелькнуло рядом с ним и стремительно бросилось к машине. Это была та самая собака, которую выгуливала женщина. Пес обежал полицейского, ткнулся носом в ногу Лента и дружески замахал хвостом. «Джерри, ко мне!», позвала повелительно женщина, остановившись на тротуаре, но пес сделал вид, что не слышит ее.

Какая-то неясная, но тревожная ассоциация пронеслась со скоростью ракеты в голове Рика. В голове у него прозвучал чей-то отчетливый голос: «Вот сейчас нажму на эту зеленую кнопочку – и он разорвет тебя на куски!», и он вспомнил свой ночной визит к Гену Курову. Помнится, тогда он еще мысленно удивился: оказывается, геймеры даже животных могут сделать «игрушками»!..

Лент наклонился, чтобы потрепать собаку по загривку.

– Не смей, Лент! НЕ ТРОГАЙ ПСА! – заорал что было мочи Рик, выхватывая на бегу автомат из-под куртки.

Но было уже поздно. Медальон с «заглушкой», который висел у Лента на шее на длинной цепочке, выпал из-под рубашки, когда инженер наклонился, и в ту же секунду пес, подпрыгнув и оскалившись, вцепился зубами в «заглушку». Было отчетливо слышно, как хрустит на собачьих клыках, привыкших разгрызать даже самые крепкие кости, хрупкий, хотя и водонепроницаемый корпус медальона, а потом овальный Знак на груди у Лента вспыхнул зловещим огнем, словно открывшийся глаз какого-нибудь монстра из фильма ужасов, и длилось это всего несколько секунд, не больше.

Полицейский оторопело рвал из кобуры непослушную рукоятку пистолета, не сводя с пса застывшего взгляда. Рик тщательно прицелился и выстрелил. Пес взвыл, отлетел в сторону и судорожно заскреб мохнатыми лапами по асфальту.

Лент упал на колени, обхватив голову руками так, будто в ней поселилась невыносимая боль, и, раскачиваясь из стороны в сторону, невнятно замычал.

Рик подбежал и схватил его за плечи:

– Лент, что с тобой? Ты жив? Как ты себя чувствуешь?

С помощью полицейского ему, наконец, удалось поставить Талбанова на ноги и оторвать руки от лица.

На Рика глянули пустые, без всякого выражения и смысла, глаза. Из уголка рта у Лента на подбородок стекала струйка слюны. Вместо ответа он только скорчил плачущую гримасу и тут же хихикнул.

– Лент! – в отчаянии позвал его Рик. – Это же я, ты узна?шь меня?

Лент ткнул в Рика пальцем, чуть не выколов ему глаз, и радостно заявил:

– Рик! Ты – дурак, Рик!

Кто-то ударил сзади Рика по спине, и он, ничего не понимая, оглянулся. Хозяйка пса била его крепко сжатыми кулачками и сквозь слезы повторяла:

– За что вы его убили моего Джерри?!.. Изверги! Садисты!.. Это же собака, а не человек, она же ничего особенного не сделала – подумаешь, прокусила медальон!.. Я бы заплатила вам любые деньги за эту безделушку!.. Какая надобность была стрелять?!.. Да я на вас в суд подам, негодяй!..

– Лучше уйдите, мадам, – сказал Рик, надвигаясь на женщину, и было в его голосе что-то такое, от чего она попятилась.

Глава 9

– Скажите, доктор, есть хоть какая-то надежда на то, что он придет в себя? – спросил Рик.

Доктор Керцман покосился на него, но ничего не ответил. Они шли по переходу, окна которого были закрыты очень крепкими стальными решетками. Откуда-то издалека доносился звериный рев: видимо, какой-нибудь параноик буйствовал в карцере.

– Дело в том, что этот человек очень нужен всему городу, – продолжал Рик. – Он владеет информацией исключительной важности…

– Сюда, пожалуйста, – сказал доктор Керцман, доставая из кармана халата ключ от двери отсека для так называемых «спокойных» пациентов. Несмотря на то, что Рик уже знал дорогу к палате Лента так, что мог бы пройти по лечебнице с закрытыми глазами, доктор неизменно считал своим долгом напоминать маршрут. Возможно, Рика он тоже относил к категории страдающих умственным расстройством, но по какой-то нелепой случайности разгуливающих на свободе.

Рик послушно вошел в отсек, и доктор, ловко захлопнув дверь за собой, хотя ручка на ней отсутствовала, педантично запер ее ключом.

– Я понимаю, – сказал он Рику. – Я все понимаю, голубчик. Поймите, мы делаем все, что в наших силах, но случай исключительно сложный. По-моему, такого еще в моей практике не было. Мозг Талбанова подвергся психическому потрясению большой мощности, и информация, которая хранилась в нем, никуда не делась, но вся беда в том, что исчезли привычные ассоциативные связи между ячейками мозга. У пациента нарушилась ориентировка не только в пространстве, но и во времени… Вы меня понимаете?

– Не совсем, – сказал Рик. – Вы объясняете мне это уже не в первый раз, док, но до меня что-то не доходит. То, что Лент не в состоянии воспользоваться своей памятью, я уяснил. То, что он буквально через минуту забывает все, что с ним происходит, я тоже понял… Но каким образом он, черт возьми, узна?т меня – вот это я никак не могу переварить!..

– Я тоже, – кротко сказал доктор Керцман, пропуская Рика в узкий коридор без окон, стены которого были выложены мягким звукоизолирующим материалов. По одну сторону коридора тянулись двери одиночных палат. Они тоже были без ручек. – Но вы не отчаивайтесь… Мы сейчас применяем курс лечения тринитрозолом, это новейшее средство, позволяющее стимулировать деятельность мозга, так что надежда на то, что когда-нибудь он придет в себя, остается. Вам еще повезло, что у нас освободилось место в одиночной палате, иначе пришлось бы держать его вместе с остальными, а психические болезни, чтоб вы знали, частенько передаются от человека к человеку так же, как инфекционные…

Он с подозрением глянул искоса на Рика.

– А гипноз вы пробовали? – спросил Рик. – Может быть, это ему поможет?

Доктор Керцман остановился.

– Послушайте, господин Любарский, – мягко сказал он. – По-моему, вы не совсем понимаете, что случилось с этим вашим Талбановым. То психическое потрясение, о котором я вам постоянно твержу, перевернуло его память так, будто… Как бы вам это пояснить? Ага!.. Представьте себе мозаику, выложенную из множества мелких кусочков, которые в целом образуют большую картину… Ну, скажем, «Последний день Помпеи»… И вот кто-нибудь перемешивает эти кусочки, складывает их в мешок и потом дает их сложить обезьяне. Что получится из этого? И будет ли толк, если обезьяну предварительно загипнотизировать?

– Смотря каким способом, – мрачно сказал Рик. «Например, шарахнуть ее гипномом первой степени, – подумал он. – Как это сделали те сволочи с Лентом!». – Ладно, доктор, я же не имею к вам лично никаких претензий… Мне просто очень нужно, чтобы он вспомнил одну важную для меня вещь.

Керцман развел руками.

– У вас есть два пути, – сообщил он. – Либо ждать, пока пациент не придет в норму естественным путем – учтите, что это может занять несколько лет… или он вообще никогда не станет нормальным человеком… Либо работать с ним, пытаясь самому из кусочков сложить ту картину, которой он обладал до шока…

Он открыл дверь палаты под номером девятнадцать, и жестом пригласил Рика войти.

Лент сидел с ногами на узкой койке, обхватив колени руками и мрачно смотрел на стену, похожую на огромный матрац, поставленный на ребро. Окон в палате не было, и свет падал в комнату из многочисленных отверстий в потолке, закрытых прочной металлической сеткой. На Талбанове был застиранный больничный халат. На тумбочке, привинченной, как и койка, к полу, лежала стопка книг. Судя по обложкам, тематика их была самой разнообразной: от теории программирования до детективов.

– Мы пытаемся задействовать те участки его памяти, которые находятся в пассиве, – сказал доктор Керцман, перехватив взгляд Рика на книги. – Ладно, не буду вам мешать. Когда закончите, нажмите кнопку вызова…